Меня задело... Стало страшно.
...началась Великая Отечественная война. Для тех, кто жил в Москве, она началась с выступления Молотова, а для нас в Белоруссии — с бомб, которые игрушечно падали с неба, отрывая людям руки, ноги... Мы не могли понять, что происходит. Сознание застыло на стыке прежней жизни и происходящего рядом ужаса. Толпы метались по городу. А из репродукторов неслось: «Всем явиться на свои рабочие места, паникеры будут расстреляны на месте!»
Мы с мамой пытались пробраться к Дому радио, но когда дошли, его уже не было. Побежали к гостинице «Свобода». Она была набита битком, и нас не пустили. Бросились через площадь, сами не зная куда. Пахло дымом, обуглившимися телами, на асфальте шипело плавящееся стекло. Вдруг раздался оглушительный грохот. Оглянувшись, мы увидели, как оседает здание «Свободы» — в него попала бомба... Обезумевшие от горя и страха люди покидали Минск, а немцы играючи расстреливали их с бреющего полета. Повсюду валялись тела убитых, брошенные вещи, стонали раненые. Но даже в эти страшные часы люди оставались людьми: кто-то дал мне, маленькой девочке, немного еды, кто-то набросил на плечи теплый платок. Мы шли и шли. Мама ни на секунду не выпускала моей руки, боялась, что потеряюсь. Наконец рядом с какой-то деревней совершенно без сил мы упали на сеновал. Так закончился первый день войны.
А на рассвете, рано-рано, прискакал всадник: «Немедленно уходите, сейчас начнется бой». Мы опять побежали, но не успели. Войска атаковали, и мы легли на землю прямо посреди поля, мама накрыла меня собой. Осколком снаряда ее ранило в ногу, но она не позволяла себе стонать, чтобы не напугать меня, лишь приговаривала: «Томочка, доченька моя, не бойся, скоро это кончится». Когда все стихло, мы доползли до полуразрушенной деревенской хаты. В ней провели несколько дней, а потом мама решила возвращаться в Минск — она боялась, что не сможет долго идти из-за ранения, нога сильно болела. Мы были вдвоем и могли рассчитывать только на себя.
Город встретил нас пустыми глазницами разбомбленных домов. Сквер у драматического театра, в котором мы так любили гулять, был заполнен телами повешенных. Я оцепенела от ужаса, к горлу подкатила тошнота — страшное испытание для ребенка десяти лет…
Вы спросите, почему я так подробно пишу о войне? Что ж, отвечу. Потому что таких, как я, видевших все своими глазами, остались единицы. Потому что многие из живущих сейчас не знают настоящего значения слова «плохо». На одну только минуту (и пусть это не покажется вам жестокостью) попробуйте представить своего ребенка стоящим в сквере среди повешенных, и вы поймете, что надо беречь и что действительно ценно...
Тамара Миансарова
Коллекция Караван историй
